Судья: Прения продолжаются. Слово предоставляется Козлову.
В.Козлов: У меня было заготовлено много чего сказать, но вчерашнее слово обвинителя увеличило объем примерно на треть. Гособвинитель вчера вошел в политическое поле. В мое поле. "Не вытирая ног". И я постараюсь это доказать г-ну псевдоюридическому обвинителю.
Я хотел бы вернуться к видеоматериалам, которые вчера показывал прокурор. Обвинение объявило меня специалистом по PR, поэтому мое мнение будет не мнением оскорбленного, а мнением специалиста.
Видеоматериалы, которые вчера незаконно показывало обвинение, являют целью предумышленное воздействие на суд и присутствующих. Мне понадобится всего несколько минут для определения этого. Есть несколько признаков монтажа. Во-первых, извлечение только тех фрагментов, которые были выгодны обвинению. Во-вторых, аудиовизуальные эффекты этого материала - трагические интонации ведущего, музыка, наложенная на видеоряд и вселяющая тревогу, красный цвет на черном фоне нефтяных качалок. Красный цвет используется для вселения в аудиторию тревогу. На материалах знак $ предназначен убедить, что между двумя личностями существует преступный денежный интерес. Все это действует не только на созание, но и на подсознание людей.
Если бы у меня было больше времени, я бы еще больше нашел признаков манипуляции во вчерашнем фильме. Я занимаюсь рекламой, пиаром больше 20 лет, и знаю о свойстве человека принимать информацию: сознательно - только 16%, а 84% - подсознательно. То есть только 16% мы размещаем в голове, а 84% информации входит в нас без нашего контроля, в подсознание. Хорошие рекламщики уже больше 50 лет используют это свойство посредством как раз таких приемов, о которых я сейчас говорил. Для того, кто хочет добиться результата, очень важно проникнуть в подсознание. Незаметно, с помощью подобных приемов зашедшая инфа становится «нашей». И мы с ней не спорим. А информации, которая идет через сознание, мы всегда сопротивляемся. «Лимон кислый» - это не производит впечатления, но если увидим, что человек откусывает половину лимона, нас передергивает. Хотя ни слова не было сказано. И у нас есть основание говорить о том, что этими методами вчера пользовалось обвинение. И это не удивляет, потому что текст обвинительного заключения - политологический, а не юридический. Если из него убрать политологические обороты, он посыплется, как песок. Ибо вся т.н. «вина» - в них. Об этом я скажу позже, а сейчас обращаю внимание на один из роликов.
Это ролик из скайп-конференции от 30.04.2010г., который был сделан из 2-х часов 48-ми минут -11-минутным. Здесь важно учесть следующие моменты: стенограмма скайп-конференции хранилась в засекреченном отделе КНБ с апреля 2010 года, но после событий 16.12.11 - в первых месяцах 2012 года - этот ролик появляется в Инернете. То есть из секретных материалов кто-то сделал ролик и разместил в Интернете. Вряд ли целью этих персон было информирование общественности. Цель та же - манипулирование подсознанием людей и создание искаженного негативного образа оппозиции. И именно этот ролик, а не стенограмму исследовал психолог из Москвы Старостин, и именно на его основе сделал вывод, что ролик сделан для того, чтобы негативно показать группу Аблязова. Если бы он сделал исследование 2-х часов 48 минут, то вывод был бы другой. И тут он сделал упрек в сторону обвинения, что странно, что они используют такой позорный метод. Действительно, странно, что обвинение оперирует в качестве доказательной базы этим продуктом, неизвестно откуда появившимся и неизвестно кем сделанным. То, что стенограмма хранилась в КНБ и то, что из него сделали ролик, говорит о том, что это интерес КНБ. А то, что этот же ролик используется обвинением, является признаком того, что и обвинение имеет отношение к КНБ и к тому, как этот ролик появился. В завершение этого фрагмента я бы хотел сказать, что обвинение грубо нарушило п.5 ст.364. УПК РК, который запрещает ссылаться в прениях на доказательства, не исследованные в судебном разбирательстве. А все эти материалы в смонтированном виде не являлись вещественным доказательством по этому делу и не должны были вчера использоваться.
Далее нужно отметить вопиющее неравенство, в которых осуществляются защита и обвинение. Обвинение изъяло у нас практически весь архивный материал, на основании которого мы могли бы строить защиту. Это дело политическое, а все обвинение построено на словах, а не на событиях. Обладая допуском к собственным архивным материалам партии за 10 лет, я бы имел совсем иные возможности для построения защиты, чем находясь в камере 2х3, где вынужден писать ручкой на бумаге и вспоминать свою политическую деятельность, а не используя архивные материалы, который находится у обвинения. Мы обращлись с просьбой, но получили отказ. Теперь, когда я провел 8 месяцев в тюрьме, большей частью – в одиночной камере, я понимаю, почему наше следствие стремится изолировать человека от свободы. Ибо, находясь на свободе, я мог бы использовать все возможности для своей защиты, а в тюрьме я могу использовать только те возможности, которые предоставляет следствие. А оно ничего не предоставляет.
Я понимаю, почему это происходит. Читая материалы дела, я поражался двум моментам. Первое - немотивированная агрессия со стороны отдельных следователей в отношении многих свидетелей, и второе - юридическая бездарность самих следователей. Эти люди, не все, но большая часть, из всего, что прослушали в юридических вузах, впитали только одну аксиому - Вышинского: «Чистосердечное признание обвиняемого является царицей доказательств». Мне было больно смотреть на свидетеля Искендирова, ибо из материалов следствия было понятно одно – этого человека наняли за деньги, чтобы он возил людей из Жанаозена в Актау. И использовали: отвези-привези. Он это делал просто потому, что ему платили. И только на том основании, что однажды он прикоснулся к коробке с якобы обращениями Аблязова, ему были предъявлены обвинения по ст.ст.164 и 170 УК РК. Как и большинству других свидетелей. Я прослезился вместе с Розой Тулетаевой, когда она в СИЗО подошла ко мне, обняла меня и сказала: «Прости!» Но об этом позже.
Дело соткано из двух видов лжи – из большой и очень большой. И я это докажу, цитируя каждую позицию обвинения. Я признателен за последние слова г-на обвинителя вчера в мой адрес с предложением признать свою вину, за что он пересмотрит свое мнение о моем наказании. Это было сказано Вам, Ваша честь, но в мой адрес, потому что двое так называемых «подельников» так или иначе свою вину признали. Но я не могу признать вину, потому что это было бы предательством по отношению к тем людям, которые погибли, 16 человек, и пострадали на алане 16 декабря 2011 г. Потому что в этой трагедии есть виновные, те подонки и негодяи, которые ходят на свободе. Многие из них в погонах, похожих на ваши. Есть прямые виновники в смертях, которые носят погоны и которые стреляли в спины убегающих людей, и только ма-а-аленькая часть понесла наказание. Поверить, что 5 полицейских убили 16 и ранили 100, могут только те, кто верит в «самоубийство» Нуркадилова тремя выстрелами. Большая часть граждан понимает, что это ложь. Понадобится немного времени, чтобы тайное стало явным. И я не намерен признанием соей вины оттягивать время, когда негодяи сядут на скамью подсудимых.
Последние 7-8 лет мы публично призываем КНБ заниматься своими непосредственными обязанностями обеспечением безопасности страны, а не гоняться за инакомыслящими. Мы им говорили, что есть другие силы, которые встают на ноги. Террористические происшествия последних доказывают, что КНБ не готов к исполнению своих обязанностей. Одно дело мелочь по карманам тырить, другое дело – под пули ходить.
Я сейчас читаю книгу «Подземка» о событиях 90-х годов по атаке в метро Токио. Это сборник показаний жертв той атаки террористическлй организации Аум Синрикё. В Японии после этой атаки около 5000 человек была оказана психологическая помощь от посттравматического синдрома. Это глубокая психологическая травма, которая влияет на всю дальнейшую жизнь человека, которая меняет жизнь в худшую сторону, потому что газЗорин оказывает серьезное влияние на человека. Например, при виде газеты, в которую был упакован Зорин, он начинает паниковать.
16 декабря в Жанаозене около 150 человек получили в полном объеме вот этот посттравматический синдром. Те, кого не добили на площади. Потому что это не были преступники, а те, кто просто пришел на площадь. Вы видели эти кадры в Интернете, когда упакованные биороботы в форме министерства внутренних дел стреляют в спины убегающих, а какие-то мрази, как на стрельбище, стреляют из пистолета Макарова.
Я не вижу здесь ничего смешного, г-да прокуроры!
Есть кадр, где женщина в белом пальто в прострации идет между шеренгой автоматчиков и убегающими людьми, как будто идет в магазин. То есть она идет, ничего не понимая. Эта женщина была Жанар Сактаганова. Я видел ее и разговаривал с ней после 16-го, и меня поразил ее рассказ. Она сказала, что никому на площади в голову не приходила мысль, что в них могут стрелять боевыми патронами. Даже когда прозвучали первые выстрелы, они думали, что это резиновые пули. На кадрах есть парень, который берет с земли камень и бросает в биороботов. Ясно, что камень бросают только тогда, когда думают, что пули резиновые. Позже этот парень падает от ранения ног, пытается ползти, но его настигает первая шеренга нелюдей. Трое или четверо из них просто избивают его дубинками. Потом они уходят, подходит вторая шеренга и тоже избивает его. Потом он больше не шевелится. Но никто из недобитых, более 100 человек, не получил ни медицинской, ни психологической помощи от органов, которые их не добили. Более того, многие раненые прятались дома, потому что тогда слово «раненый» было синонимом слова «преступник». Тот мужчина, который погиб от побоев в полиции, был отец, который утром шел в роддом к дочери, чтобы проведать ее. Его схватили, избили, отпустили домой. Но он боялся вызвать скорую, потому как не хотел, чтобы его снова арестовали, потому что вместе со скорой приехала бы и полиция. И через два дня он умер.
Так вот, я отказываюсь брать на себя вину за такие преступления. Когда-то в конце 30-х Гиммлер сказал слова, которые можно применить к спецслужбам любого тоталитарного режима. Он сказал: «До той поры, пока Гестапо исполняет волю Фюрера, все ее действия будут считаться законными». Вряд ли можно сказать лучше и понятнее.
Служить власти и прислуживать власти – это разные вещи. Власть - это необходимый для общества институт, регулирующий общественные отношения. И мы, когда говорим об изменении власти, говорим не об институте, а о людях, которые испортили власть. Мы говорим о необходимости избавления власти от тех людей, которые ее когда-то захватили и теперь не хотят ее отдавать. И мы имеем на это полное право, так как живем в стране, называющейся РЕСПУБЛИКА№ Мы живем в стране, по Конституции которой власть должна меняться каждые 4-5 лет. Вместе с тем мы живем в стране, где уже 20 лет этого не происходит, где 20-летняя молодежь вообще не понимает, что может быть какая-то другая власть. Мы считаем это неправильным и добиваемся, чтобы это было изменено.
Я вчера был оскорблен тем, что обвинитель назвал меня виновным в смерти людей 16 декабря. Я хотел бы привести г-ну прокурору пример из современной истории. Последние годы в Европе, т.е. в тех 50-ти странах, в ряды коих мы, по словам обвинения, стремимся попасть, в этих странах возникают десятки очень масштабных социальных конфликтов. Эти социальные конфликты выводят на улицу миллионы граждан и в этих странах есть власть, правоохранительные органы, прокуратура, следящая за исполнением законов. И в них даже случайная гибель одного человека из миллионов от рикошета меняет правительства. Например, в Греции. Одного из миллионов. А в нашей стране убийство 16-ти человек из 150 осталось без последствий. Во всяком случае, без должных последствий. Когда в Жанаозене убивали, в Астане танцевали. Это – публичный факт! Правоохранительные органы в Европе, управляя миллионами, применяют не смертоносное оружие. Двести полицейских, а именно это число было названо Айткуловым, Ешмановым, Сарбопеевым по состоянию на утро 16 декабря, в Жанаозене 200 вооруженных полицейских застрелили 16 из 150 граждан, убегавших от них! И я не согласен с тем, что меня связывают с этим, мягко говоря, нехорошим делом.
Вчера обвинитель всячески пытался представить меня монстром. Но мне плевать на его мнение, потому что меня больше заботит мнение людей, которые находятся рядом со мной и которые меня знают. Людей, которых я люблю и уважаю. И то, что я сейчас говорюи при этом прокуроры хихикают, адресуются тем людям, которые должны это слышать. Быть информированными, как обвинители, и при этом представлять, будто я причастен к этому, - это большое негодяйство! Я не знаю, думал ли обвинитель, когда он так говорил?! Я сейчас могу смотреть в ту камеру и сказать: «Привет, подонки!» И все поймут, что это адресовано подонкам.
Все так называемое уголовное дело сфабриковано «задом наперед»,то есть сначала тем, кто его фабриковал, продиктовали, каким оно должно быть,а потом они уже изощрялись, подгоняя его под нужный результат, под то, что у них было. А так как у них ничего не было, это самое «ничего» и торчит из дела во все стороны.
Ваша честь, я буду соответствовать оценке психолога и иногда применять слова, которые будут коробить кого-то. Но они не матерные.
Я всю сознательную жизнь прожил здесь, в Актау, на море. И у нас есть народная примета: если ты смотришь в окно и видишь, что чайка летит жопой вперед, значит, на улице – сильный ветер. А сильный ветер – всегда признак грядущих перемен, на что мы и надеемся. Я прошу извинить за столь объемное политологическое вступление, но и обвинитель также стартовал на политологическом поле.
Вчера в патетической преамбуле выступления обвинитель упомянул Ахмета Байтурсынова. Лично я считаю, что люди, которые при сегодняшнем авторитарном режиме носят погоны и прислуживают людям во власти, не имеют права упоминать имена подобных людей. В 30-х годах Байтурсынова преследовали люди в таких же погонах. Ахмет Байтурсынов сидел в той же тюрьме НКВД, в которой сидели я и Сапаргали. И в истории нет упоминаний, что хотя бы один прокурор выступил в защиту Байтурсынова. Я считаю, что связь времен здесь не в пользу господина обвинителя. Потому что сегодняшний режим быстро воссоздал систему, которая преследовала Ахмета Байтурсынова в то время. Этот режим даже сохранил внутреннюю тюрьму НКВД 30-х в Алматы. Мой дед в 38-м году был заключен в эту Алматинскую тюрьму. Это те же камеры, где я сидел, без воды и туалета. Там сохранены даже камеры-пеналы, в которых можно только стоять. Там персонал со времен НКВД обращается друг к друг не по именам, а «Вась-Вась», как в 30-х годах ХХ века. То есть весь мужской персонал тюрьмы имеет имя «Вася», а женский – «Василиса». Это со времен НКВД, чтобы заключенные не знали имен своих надзирателей. Это я объясняю, чтобы было понятно, в каких условиях содержался Байтурсынов, позже - мой дед, а еще позже - я и Сапаргали. Начальник СИЗО, полковник, рассказывал, что во времена независимости хотели внести имя «Серик» вместо «Вася», но не прижилось. В этом СИЗО за громко сказанное слово или смех можно попасть в карцер. Мой сокамерник салафит Савельев попал в карцер за то, что осмелился во время утреннего умывания совершить омовение нижней части тела, потому что он читал намаз и ему это было необходимо.
Судья: Подсудимый Козлов, я думаю, будет правильным, если вы будете говорить по делу.
Козлов: Вчерашнее выступление прокурора тоже не всегда касалось уголовного дела. Например, упоминание Байтурсынова не есть уголовное дело. А я сейчас это лишь комментирую. Так вот, я не вижу за вами права упоминать здесь Ахмета Байтурсынова, потому что героем он стал тогда, когда такие, как вы, потеряли власть. А тогда он считался «преступником». Вчера вы также упомянули героев 86-го года, на что также не имели права, потому что система, которую вы сейчас обслуживаете, до 90-х называла их «хулиганами», «наркоманами» и «пьяной толпой». В этом можно убедиться, зайдя в Интернет и увидев цитаты того времени с именами авторов. Эти имена и сейчас во власти.
В своей патетической преамбуле вы упомянули наличие открытой выборной системы с 94% за Президента и «Нуротан». При этом вы даже не замечали, что правой - пишете, а левой – зачеркиваете. Во всех речах с трибуны утверждается, что казахстанское общество - развитое гражданское общество. А гражданское общество – это общество, где люди вольны говорить то, что думают. А такое общество никогда не будет голосовать 94% в одну сторону. Это присуще только авторитарным и тоталитарным режимам. И это очевидно для Европы, для тех 50-ти стран, куда мы стремимся попасть. Бюро по правам человека ОБСЕ еще не признавало ни одни из выборов в РК свободными, соответствующими принципам ОБСЕ. Это то самое ОБСЕ, в котором Казахстан председательствовал. И странно не знать таких оценок.
Далее6 в очередной раз прозвучало, что мы совершили преступление против мира и человечества. У меня в руках комментарии к УК РК относительно ст.164. Эта статья названа «преступления против мира и человечества» на основе Декларации о ликвидации расовой дискриминации. Расовой. Над человечеством нависала огромная угроза, когда апартеид был узаконен в странах «для белых» - США или ЮАР. А состав того преступления, которого мы не совершали, базируется на социальной, а не расовой, дискриминации. Я напомню, Конвенция говорит только о расовой дискриминации. Формально прокуроры правы. Да, через запятую –социальная, национальная, там есть и расовая, но фактически подобная спекуляция этим термином укладывается в ряд тех фальсификаций, о которых я говорил. Те люди, которые совершают преступления в области социального неравенства, не совершают преступления против мира и человечества.
В речи прокурора было упоминание о денежных средствах, полученных преступным путем. Речь шла о средствах, которые до 2009 года партия получала от Мухтара Аблязова. Но если прокуроры забыли, что существует презумпция невиновности, то я хочу им напомнить. Господин Аблязов сейчас в процессе суда, и он не признан виновным, также как пока и я, и г-н прокурор. И утверждение, что его денежные средства были добыты преступным путем, являются давлением на суд и искажением истины. Когда мы пользовались этими средствами, и сейчас, мы утверждаем, что пользовались средствами, принадлежащими гражданину на законных основаниях.
Прокурор вчера упомянул ст.5 Конституции, запрещающей создание общественных объединений (ОО) с целью, показанной в ст.164 УК РК. А мы не создавали ОО, целью которого были признаки ст.164. Доказательств этому нет в материалах дела. Те ОО, которые были нами созданы, имеют свою Программу и Устав. И можно легко убедиться, что в них не предусмотрено преступление по 164-й статье. Кроме того, в Конституции есть ст.20, которая запрещает агитацию и пропаганду чего-либо, что содержит в себе пропаганду социального превосходства. Но в наших действиях, в наших словах, также как и в словах Аблязова, нет ничего такого, что указывало бы, что мы пропагандируем чье-либо социальное превосходство. Обвинитель жонглирует датами, как будто у него в руках есть машина времени. Например, он утверждает, что на скайп-конференции 30 апреля 2010 года я получил задание найти слабое звено и в результате посетил Жанаозен. Но я посетил Жанаозен 15 марта 2010 года, т.е. за 1 месяц и 15 дней ДО того, как якобы «получил указание». Если обвинитель имел в виду мою поездку 15 июня 2011 года, то странно получить задание 30 апреля 2010 и выполнить его через год и полмесяца! А говорить, что я получил какое-то «указание» до 15 марта 2010 года, у следствия нет оснований. В юридическом плане. В материалах дела есть ясное показание свидетеля Амировой, что причиной поездки в Жанаозен 15 марта послужило не чье-то «указание», а просьба нефтяника из Жанаозена Бакытжана, друга Карашаева.
Вчера обвинитель не учел вообще ничего из того, что было между обвинительным заключением и прениями. Он вовсю цитировал показания свидетелей на предварительном следствии, которые во время суда были опровергнуты. Перед поездкой в Жанаозен я действительно связался с Аблязовым. Перед тем как войти в политику, я работал в Актау в компании МАЭК. Та компания работала от Минэнерго, а министром был Аблязов. И в этой компании была очень хорошая команда юристов и экономистов. У меня не сохранились эти контакты, и я попросил Аблязова найти их, чтобы выполнить просьбу Бахытжана. Аблязов пообещал их найти. Об этом я и говорил.
Далее обвинение запросто говорит, что Козлов на скайп-конференции 30 апреля 2010 прочитал доклад… о поездке в Жаноазен! Мы здесь не единожды очень подробно анализировали текст той скайп-конференции 30 апреля 2010 года. И там нет ни единого упоминания о Жанаозене. Этого не было и не могло быть потому, что между 15 марта и 30 апреля было важное событие, которое перекрыло все остальные события – досрочные выборы Президента, которые мы призывали бойкотировать.
Следующая фраза обвинения. О том, что группа Аминова заимствовала у группы Аблязова все вредоносные технологии.А доказательств тому в материалах дела нет. Представить себе, что Сактаганов, который сказал, что никогда не читает газет, сидит и копирует политологические методы, очень трудно. Представить себе, что люди, которые из своих «жировок» не могли узнать, есть там коэффицент 1,8 или нет, могут понять НЛП и политтехнологию, а именно это в обвинении постоянно звучит, тоже невозможно.
Обвинение очень часто использует термин «радикализированные СМИ». Это все та же попытка воздействия на подсознание для создания негативного мнения об этих СМИ. Позднее я остановлюсь на этом вопросе, а сейчас расшифрую слова «радикализм», «экстремизм», «терроризм». В обиходном медиаполе эти три термина, как правило, встречаются вместе, в то время как термин «радикальный» означает лишь «крайний» и не несет в себе ничего криминального. Тем не менее, с начала 2000 годов оппозицию стали называть «радикальной», а сейчас ее называют «экстремистской». То есть это еще один факт, свидетельствующий о попытке обвинения, или того, кто написал обвинительное заключение, манипулировать сознанием и давить на суд. Все СМИ, которые перечисляются в материалах уголовного дела, как мантра, являются официально зарегистрированными в РК. Ни к одному из этих СМИ не было предъявлено ни одной претензии со стороны правоохранительных органов. С таким же успехом можно обвинить «Хабар» или «Казахстанскую правду» в оболванивании гражданского общества, однобокости представленных материалов, тотальном замалчивании значимых для страны событиий и искажении действительности в интересах отдельных политгрупп. Я о том, к примеру, что просмотр телеканала К+ вовсе не означает, что зрители вдруг начинают овладевать высокосложными манипулятивными свойствами. И утверждение обвинения в этой части является политологической фантазией.
Далее еще один рефрен, очень часто употребляемый обвинением, который звучит в виде риторического вопроса: почему в этот раз забастовка продолжалась так долго? Ответ лежит на поверхности, и не заметить его может только глухо-слепо-немой. Во всех ситуациях до 2011 года было два плеча: рабочие требовали - работодатели выполняли. А в 2011 г одно плечо отсутствует. Если до этого хронологически было: рабочие потребовали 15-20 дней - работодатели выполнили требования, то в этот раз рабочие потребовали, а работодатель не выполнил требования. Мы приехали в Жанаозен уже после 20 дней голодовки. Рабочие продолжали требовать, работодатель отказывался выполнять. И эта ситуация продлилась до самого конца. Позже более подробно остановлюсь на модели этой ситуации, а сейчас констатирую: причина затягивания забастовки была в том, что работодатель отказался выполнить требования забастовщиков.
Еще один момент из вчерашнего выступления – обвинение часто повторяет мысль, что мы использовали протестующих в своих целях. Однако факты свидетельствуют об обратном – ни один свидетель, утверждавший, что их использовали в политических целях, не смог сказать в суде, в каких именно целях их использовали. Какие политические цели могли быть у партии, находящейся в процессе регистрации и которая по этой причине не может участвовать в выборах?! У политических партий всегда одна главная цель – привлечение как можно большего электората, который проголосует за нее на выборах. У нас этой цели не могло быть.
Есть другие факты, что скорее нефтяники использовали нас, при нашем согласии, конечно. Например, 15 марта 2010 года я посетил Жанаозен в связи с тем, что меня попросили сами рабочие. И 15 июня 2011 года я вновь приехал в Жанаозен только потому, что сначала Ж.Сактаганова позвонила Амировой, а позже – рабочие провели пресс-конференцию. Кроме того, в показаниях Аминова говорится, что он поручал Ажигалиевой и Карашаеву наладить с нами контакт. То есть речь о том, что мы выполняли пожелания протестующих нефтяников, а не использовали их. Но, конечно, мы это делали совершенно добровольно, понимая, что им нужно помочь.
Еще один рефрент обвинения – фраза: «Вы правы, надо стоять до конца». В показаниях многих свидетелей на предварительном следствии идет неизменный перечень фамилий – Козлов, Сапаргали, Атабаев, Мамай, иногда Амирова. Дескать, они приезжали и говорили: «Стойте до конца». Как будто мы хор Александрова, ездим по всей стране и поем одну и ту же песню! А на самом деле все эти люди, кроме Атабаева и Мамая, приезжали в разное время. Ни один свидетель, допрошенный во время суда, не смог указать, когда, при каких обстоятельствах и кто из перечисленных людей говорил: «Вы правы, стойте до конца». В ответ на попытку уточнить, звучали ответы: «ребята сказали», «рабочие», «народ говорил», в то время как при таком тотальном мониторинге событий, который устроил КНБ с января месяца, подобные слова обязательно были бы представлены в виде аудио- и видео- записей. А отсутствие подобных вещдоков при тотальном мониторинге является признаком отсутствия и таких слов от этих людей вообще в природе. Я лично несколько раз прочитал стенограмму выступлений Мамая и Атабаева, и не нашел там слов «стоять до конца». Есть слова Мамая: «Мы с вами вместе до победного». Но по смыслу это совсем не фраза, призывающая «стоять до конца».
Свидетель Айткулов, на которого вчера ссылалось обвинение, говорил на предварительном следствии, что он думает, что визиты политиков «внесли раскол, распри» и т.д. Обвинение запросто процитировало это вчера,в то время как на суде Айткулов не смог привести ни одного факта, который бы подтверждал эти его слова. Он сослался на «народ», тем самым нарушив Конституцию РК, потому что от имени народа у нас имеет право говорить только Президент. Свидетель Ешманов указывал такой же список политиков и утверждал, что они «подливали масло в огонь». Это – распространенная идиома среди свидетелей на предварительном следствии. Но Ешманов в суде также не смог указать факта, который бы он расценил как «подливание масла в огонь». Это вообще образует картину, что само существование людей от оппозиции формирует представление – «подливают масло в огонь».
Свидетель Соколова, будучи допрошенная в суде, показала, что после ее участия в собрании в мае 2011 г., где она выступила в защиту и с обоснованием требований нефтяников, как юрист и высокопоставленный деятель с большим стажем, 25 мая она уже была арестована. Таким образом нефтяники, которые имели намерение идти на протест в виде забастовки, лишились единственного человека, который мог грамотно сформулировать требования и отстаивать их на суде. Она подтвердила, что среди нефтяников, которые имели намерение организовать протест, юридически грамотного человека больше не было. К ее показаниям о том, что она «все поняла», нужно относиться с пониманием. Человек на ровном месте, пытаясь защитить нефтяников, получил 6 лет тюрьмы. Часть уже отбыл в колонии в Атырау, дома у нее остался несовершеннолетний сын. Под воздействием усилий общественности внутри страны и за рубежом она вышла на свободу с условным сроком. Будучи женщиной образованной, она знает, что условия срока таковы, что она может быть заключена под стражу совершенно по разным причинам. И в этих условиях ее показания о том, что она «во всем ошибалась», вызывают понимание.
Свидетель Хитуов на предварительном следствии тоже называл наши фамилии и также сказал, что мы на что-то влияли. И эти его слова были здесь процитированы вчера обвинением. Но свидетель Хитуов на суде не смог рассказать, откуда он слышал или был ли свидетелем наших слов. Свидетель аксакал Айдаров на предварительном следствии заявил достаточно необычно. Он заявил, что мы влияли на настроение, но лично сам он этого не видел. Такие показания я отношу к бездарности следователя, который их записывает, так как свидетель должен говорить о том, что он сам видел. Слухи – это дело бабушек с семечками.
Показания свидетеля Амировой. К ним тоже нужно относиться с пониманием. Я показывал на предварительном следствии, на суде, что мы общались с Амировой непрерывно, включая события 16 декабря, и после общались по-дружески, непринужденно, не как начальник с подчиненным. И за весь этот период она ни разу не сказала мне ничего из того, что после нескольких месяцев пребывания в тюрьме стала говорить на допросах.
Я позже более подробно остановлюсь на ее показаниях, а сейчас хочу сказать на одном фрагменте, касающемся денежных средств, которыми она распоряжалась в Жанаозене. Во-первых, она не успела сделать финансовый отчет, т.к. мы планировали сделать его позже, после ее возвращения в Алматы.Поэтому суммы 4 млн.тенге, 10 т.$ и 4 тыс.евро ничем не подтверждены. Материалов, что эти суммы были израсходованы в Жанаозене, в деле нет. Я не знаю, сколько у нее было изъято при аресет, а она имела солидную сумму.Эти деньги были предназначены адвокатам нефтяников. Кроме того, ее показания о суммах поездки в Варшаву - это некорректные показания, потому что она их не расходовала, билеты покупались лишь электронные из Алматы, гостиницы оплачивались из Алматы. В материалах дела есть только, что она выдала по 5000 тенге Лукманову и Сактаганову на непредвиденные расходы во время поездки. И, конечно, нужно с пониманием относиться к словам Амировой, которые расположены после фразы "а теперь я поняла...". После пребывания в тюрьме и у следователей КНБ многие люди начинают по иному «понимать» разные вещи.
Во-вторых, в т.7есть допросыАмировой, которые проводил полковник КНБ Балдаиров. Каждый такой вопрос следователя – это как выстрел в затылок. Сформулированы они примерно так: «Следствию точно известно, что вы совершили такое-то преступление! Говорите, как вы это сделали?!" Хотя у следствия не было никаких доказательств вины Амировой. Мы забываем, что у нас слова«следствие», «следователь» - это синонимыслова «обвинение». У нас следствие - это придаток обвинительной линии, поэтому я с пониманием отношусь к показаниям Амировой, особенно в конце следствия.
Далее, во вчерашнем выступлении обвинения есть такая фраза: «Амирова по поручению лично Козлова осуществляла поиск лиц, из которых позже делали провокаторов». Подтверждения эторму, даже малейшего, в материалах уголовного дела нет. Об этом тоже скажу позднее, а сейчас еще об одной фразе, что Кетебаев предложил Козлову поехать в Жанаозен и у него при этом было 75000$. Во-первых, это не Кетебаев предложил ехать в Жанаозен, такое решение возникло на площади Республики в Алматы, когда Амировой позвонили и сообщили о трагических событиях 16 декабря. Решение принимали я, Абилов, Косанов и другие лица. Позже я их не нашел, но решение было принято так. Во-вторых,названная сумма просто несуразная для поездки в Жанаозен. Это был один из траншей, предназначенных для содержания офиса и прочих затрат, в основном для избирательной кампании, которая начиналась в то время. Мы участвовали в ней как союзники ОСДП, а также проводили собственную кампаниюпо выборам в маслихаты. Вот для всего этого...
Далее снова идут фразы из скайп-конференции 30 апреля 2010г. и в том числе мои слова: «Свалить гидру». В момент исследования вещественных доказательств я обращался к суду с просьбой подкорректировать стенограмму, что «после этой фразы в зале раздался смех». То есть 20 с лишним человек, которые были в помещении, отнеслись к этой фразе с юмором. Это соответствовало фону этого диалога. И я не считаю, что эти люди были неправы, а обвинение право. Вчера обвинение сослалось на слова психолога Старостина и сделало заявление, что он будто бы сделал вывод, что люди на скайп-конференции собиралисьсвергнуть власть насильственным путем. Еще раз объясню, что Старостин исследовал не 2 часа 48 минут, а те самые 11 минут пропагандистского ролика, в котором автор хотел показать, что мы якобы хотели свергнуть власть. То есть Старостин ответил, что ролик смонтирован так, как выгодно обвинению. Напомню, что этот ролик смонтирован из совершенно секретных материалов КНБ.
Вчера обвинение ссылалось на нормативное постановление Верховного суда о бандитизме, что ОПГ присущи некоторые характеристики: тесная взаимосвязь, длительность существования, стабильные взаимоотношения. Но эти характеристики присущи далеко не только ОПГ. Эти же характеристики можно использовать и в отношении постоянно действующей политической партии. И здесь разница будет только в слове «преступная деятельность». А у следствия и обвинения не было оснований так утверждать, т.е. что наша партия, находящаяся в процесс регистрации, является «преступной группировкой».
Я обращал внимание суда, что у любой группы есть основной показатель – ее деятельность. В период с марта 2010 г. до текущего момента ни одной претензии касательно уголовно наказуемой деятельности партии «Алга!» предъявлено не было. В ходе судебного заседания мы подробно анализировли деятельности партии. Эти документы приобщены к материалам дела. Кроме того, очень глупо выглядит ОПГ, которое стремится к своей тайной целии ведет себя так, как вели себя мы. Обвинение стремится представить, что нашей целью является свержение власти до конца 2011 года, но сложно представить, как сожжение акимата и гостиницы в отдельно взятом городе на западе Казахстана – Жанаозене может привести к свержению всей власти в республике?
Во-вторых, люди, которые перечисляются в уголовном деле, приезжали в Жанаозен в разное время: Козлов был в середине августа 2011 года, Атабаев и Мамай чуть раньше - в августе, Сапаргали приезжал 23-24 ноября, но от зари до зари участвовал в совещании – ночью приехал, ночью уехал.
Кроме этого, очень глупо выглядят люди, которые преследуют тайную цель и всячески стремятся... обратить всеобщее внимание к своей деятельности! Мы, начиная с июня и заканчивая декабрем, не менее двух раз в месяц обращались в госорганы с просьбой вмешаться в ситуацию в Жанаозене. Мы обращались в парламент именно к мангистауским депутатам, пытаясь затронуть их земляческие струны, что их земляки нуждаются в помощи. Каждому из них было направлено индивидуальное письмо и сдано в канцелярию Парламента. Обращались к Президенту, Премьер-министру и т.д., т.е.мы пытались максимально привлечь внимание к ситуации с нефтяниками. И утверждать, что мы... одновременно планировали беспорядки и насильственное свержение власти, могут только те люди, которые хорошо информированы, что наши обращения априори не могут иметь результата. То есть если обвинению почему-то известно, что наши обращения не могли достичь адресата и результата, то они должны были об этом здесь сказать. Мы после каждого обращения думали, что кто-то вмешается и прекратит.
Немає коментарів:
Дописати коментар