В отличие от московских или алматинских вокзалов в здании главных железнодорожных ворот Ташкента непривычно тихо. Здесь не увидишь вездесущих носильщиков и торговцев, предлагающих всевозможную снедь. «Лишним» людям тут не место. Право присутствовать в зале ожидания имеют только пассажиры, за каждым шагом которых внимательно следят милиционеры, и более никто другой. Удел встречающих-провожающих «пасти» своих родственников, знакомых близ охраняющегося с особой тщательностью вокзала.
Впрочем, и на перрон без специального разрешения простому смертному путь заказан. Все без исключения пассажиры «ради их собственной безопасности» обязаны ждать. Ждать, пока важный от собственной значимости господин в потрепанной фуражке железнодорожника не откроет двери и не впустит их минут за десять до отхода поезда. Видимо, для него это своеобразное развлечение — смотреть, как пассажиры, подхватив свои чемоданы и баулы и протискиваясь сквозь узкие турникеты, спешат поскорее пройти дополнительныйбилетно-паспортный контроль и занять свои законные места.
Поезд ждать не будет. Если сказано, что отправление, скажем, в 9:35, значит, так и будет. В Узбекистане несоблюдение расписания — дело немыслимое. Особенно когда речь — о высокоскоростном железнодорожном экспрессе Ташкент — Самарканд под названием «Афросиаб».
Самый быстрый в бывшем Союзе
Следует сказать, что «Афросиаб» — это гордость железных дорог Узбекистана. Пока мы восторгаемся своим «Тулпаром», который на маршруте Алматы — Астана умудряется достичь максимальной скорости в 140 км/час, узбекистанцы без вселенского крика и шума начали эксплуатацию самого быстрого на постсоветском пространстве пассажирского поезда. Причем более быстрого, нежели российский «Сапсан». Сидя внутри сигарообразного «Афросиаба», довелось лично наблюдать на специально установленном мониторе, как «самаркандский экспресс» при выходе за пределы Ташкента достиг скорости в 256 км/час.
- С тех пор как этот поезд пустили, только на нем и езжу, — неожиданно заметил сидящий напротив меня весьма колоритный старичок с длинной бородой какого-то палевого цвета и в жизнерадостной тюбетейке на макушке. — У меня сын в Самарканде живет. Раньше я к нему в основном на машине ездил. Это почти 5 часов в дороге. Можно, конечно, было «Регистаном», «Шарком» или «Насафом» (названия железнодорожных экспрессов — прим. авт.), но, если честно, в них не совсем удобно. В вагонах там сильно душно, и три с половиной часа поездки в них целой вечностью кажутся. «Афросиаб» — совсем другое дело!
Не согласиться с аксакалом было невозможно. Вагон «Афросиаба» экономкласса отличается повышенной комфортностью даже по сравнению с купе бизнес-класса «Регистана». Начиная от устланного коврами интерьера и завершая обслуживанием, характерным больше для авиакомпаний, нежели для пассажирских поездов.
Неудивительно, что немало жителей РУза при поездке из Ташкента в Самарканд и обратно отдают предпочтение именно новому поезду, который к тому же стал серьезным конкурентом и «Узбекским авиалиниям». Во всяком случае, при практически одинаковой стоимости билетов — приблизительно 3000 тенге — «Афросиаб» и самолет несильно отличаются и по времени нахождения в пути. И в том, и другом случае речь идет в общей сложности о двух часах с хвостиком. Но при этом у поезда есть несколько существенных преимуществ. Во-первых, можно наглядно увидеть, как и чем страна живет. Во-вторых, «задушевные» беседы в дороге пока никто не отменял.
Хлопковая история
Вот и в этот раз, когда за окном начали мелькать уже убранные хлопковые поля, которые можно было легко узнать по торчащим из земли серо-коричневым культяпкам, сосед-аксакал этак глубокомысленно произнес: «В этом году к началу ноября уже все отмучились...»
К разговору тут же присоединился сидевший рядом с «палевой бородой» дородный мужчина при галстуке: «Уж не говорите, уважаемый! У меня супруга воспитателем в детском саду работает, так тоже вместе со всеми чуть на хлопок не отправилась. Еле откупились».
- Сколько дать пришлось? — тут же оживился аксакал.
- Не поверите, 300 тысяч (узбекских сумов — прим. авт.), плюс еще 150 ушло на питание людям, которые вместо жены на поле работали.
- Серьезные деньги, у моих таких нет, — сокрушенно покачал головой старик в веселой тюбетейке. — Сын у меня, хотя торговлей и занимается, и то призыва на хлопок избежать не смог. Денег сразу не нашел. Из махали с милицией пришли, сказали — или деньги, или на поле. В противном случае большие неприятности обещали. О, это они могут! Под Карши сыну пришлось месяц работать.
- А всех коллег моей жены в Джизак отправили, — посетовал в ответ мужчина в галстуке.
Разговор этот настолько заинтересовал, что я не выдержал и спросил: «А правда, что ежедневная норма сбора хлопка каждому человеку была установлена в 50 килограммов?»
Оба пассажира посмотрели на меня, как на инопланетянина. «Вот сразу видно, вы не из здешних краев, — усмехнулся аксакал, — а то бы знали, что 50 кило — это норма для тех, кому на пенсию скоро. Всем остальным 60 надо было в сутки сдавать».
- Что, даже школьникам?! — поразился я. — Мне рассказывали, что школьники тоже хлопок собирать обязаны.
- Не-е, в этом году школьников на хлопок официально не посылали, — заметил «галстук». — Власти умнее стали. После того как в прошлом году западные страны из-за использования детского труда отказались от узбекского хлопка, сверху была спущена разнарядка — детей не привлекать. Но школьники на полях все же были.
- Вопреки постановлению?
- Говорю же, власти умнее стали, — хмыкнул мой попутчик. — Сосед правильно сказал, на поля отправили и пожилых людей. А как они при своих болячках 50 килограммов соберут? Никак! А вот если вместе с внуками-детьми, то могут. Понятно? Хокимиаты на этот раз не настаивали, не требовали, но невзначай замечали, что каждый отправленный на хлопок человек имеет право взять в помощники своего ребенка. Вот и ехали дети на поля целыми классами добровольно помогать своим родителям.
- Все-таки странно все это. Зачем столько людей на хлопок отправлять? Ведь за это дополнительно платить надо. А потом: зачем вручную собирать, когда есть хлопкоуборочные комбайны?
Мое недоумение заставило собеседников рассмеяться. Дело дошло до того, что старичок с палевой бородой, изрядно покраснев от напряжения, начал натужно кашлять. Лишь немного успокоившись, он через периодическое «кхеканье» начал объяснять:
- Видите ли, молодой человек, никто за хлопок дополнительно не платит. Все получают свою зарплату по основному месту работы. Фильм «Гараж» помните? Там академиков в овощехранилище картошку перебирать отправляли. У нас не картошка, у нас хлопок до сих пор. Властям выгодно отправлять людей на поля. Затрат минимум, а отдача максимальная. Что такое хлопок для Узбекистана? Это большие деньги. Западные страны за наш хлопок хорошо платят твердой валютой. Особенным спросом пользуется тонковолокнистый хлопчатник. Это высший сорт. Но собрать его можно только вручную. Даже очень хороший комбайн сделать этого не может. Я много лет на хлопке проработал, знаю — когда комбайн идет, он вместе с волокном листья захватывает. А это уже даже не второй, а третий сорт. Такой хлопок продать очень сложно. Поэтому комбайны если и используют, то после того, как люди вручную практически все собрали. Видели, как хлопковые поля сейчас выглядят? Это все, что уже после комбайна осталось.
Так за интересной беседой ни я, ни мои попутчики даже толком и не заметили, как «Афросиаб» пересек весьма обмелевший за последние годы Заравшан и в буквальном смысле влетел в самый знаменитый город Средней Азии — Самарканд. Город с почти 3-тысячелетней историей и множеством легенд. Город, в который стремятся попасть все без исключения гости Узбекистана.
Под солнцем Самарканда
Как это ни странно, но Самарканд встретил приехавших из Ташкента на «Афросиабе» людей без лишней суеты. Разомлевшие от жаркого не по сезону солнца таксисты не спешили отвоевывать друг у друга потенциальных клиентов. Ленивое вопрошание «Такси?» они выдавливали из себя только в том случае, когда кто-нибудь из волокущих за собой чемоданы вероятных пассажиров проходил мимо их «нексий» и «матизов».
Не видно было рвения и со стороны продавцов расписными и обильно посыпанными кунжутом самаркандскими лепешками. Важно прохаживаясь по привокзальной площади, торговцы местнымоби-ноном словно говорили всем вокруг: «Хочешь не хочешь, а все равно все возьмешь!» Не взял.
Встречающий меня на вокзале друг юности Раджаб тоже привез с собой «одно из самых великих творений самаркандских хлебопеков», как он объяснил — непосредственно с Сиаба (самыйизвестный базар Самарканда — прим.). Попробовал в очередной раз. Однако, несмотря на уже слышанную четверть века назад легенду о бухарском эмире и самаркандском воздухе, остался при своем мнении — алматинский хлеб все-таки лучше. Не знаю почему, но кисловатый вкус знаменитой на весь регион самаркандской лепешки на меня впечатления как-то не производит.
Чего нельзя сказать о местном плове. Тут уж самаркандские повара — вне конкуренции. Хотя порой и проигрывают по ходу, пожалуй, одной из самых популярных передач узбекского телевидения «Ошга Мархамат» с Мурадом Раджабовым, где лучшие из лучших мастера со всей Средней Азии соревнуются между собой в приготовлении главной еды и бедняков, и богачей. К одному из таких мастеров плова и повез меня Раджаб.
Только не на узбекском
Нет смысла подробно рассказывать, что для приготовления настоящего самаркандского плова помимо баранины и «жемчужного» хорезмского риса необходимы еще и кунжутное масло, зира, тщательно подобранный шафран и обязательно желтая морковь. О чем знакомый повар Раджаба готов говорить часами.
Меня удивил совсем другой момент из жизни Самарканда, с которым пришлось столкнуться. Суть в следующем. К небольшому придорожному кафе, где работает этот самый мастер плова, подъехала машина с ташкентскими номерами. Из нее вышли трое молодых людей и, прежде чем сесть за столик, о чем-то спросили у проходящего мимо местного жителя. Спросили, надо сказать, по-узбекски. Но ответа вообще никакого не получили. Прохожий посмотрел на нихкаким-то стеклянным взглядом и, словно ничего не услышав, двинулся дальше. Парни переглянулись, зашли в кафе и заняли свободный столик. К ним подошла официантка. Ребята недолго думая стали что-то заказывать. Вот тут и произошло нечто неожиданное. Скромная на вид официантка моментально отскочила от них словно ошпаренная.
- Вот идиоты! — чуть ли не сквозь зубы процедил наблюдавший вместе со мной за всем происходящим Раджаб.
- А что, собственно, случилось? Разве они ее тронули? — спросил я.
- Ты разве не знаешь?
- Чего не знаю?
- Это Самарканд, в Самарканде узбекский язык не в почете. А они на узбекском стали заказ делать. Будто им никто не говорил, в Самарканде на дари общаться надо. На худой случай — по-русски, — пояснил Раджаб.
Такой расклад меня немало удивил:
- Но ведь Самарканд — это все-таки Узбекистан, а не Таджикистан?!
- Это историческая ошибка! — безапелляционно заявил Раджаб. — Здесь все уверены — уйдет Каримов, и правда восторжествует. В Бухаре тоже такие настроения. Там, как и у нас, больше дари в ходу, узбеков не любят. Потому что узбеки — завоеватели.
- Ого! Даже так?!
- Так! — чуть ли не вскипел Раджаб. — За пределами Узбекистана много чего, что здесь происходит, не знают! Недовольны не только таджики Самарканда и Бухары. Недовольны в Кашкадарьинской области, в Фергане, в Андижане. Но в Ташкенте молчат, хотя все прекрасно знают.
Спорить как-то не хотелось, но после этого случая в кафе я, находясь в Самарканде, невольно стал больше обращать внимания на будоражащий этот город языковой вопрос. Раджаб оказался прав: повсеместно звучала только таджикская речь. Выяснилось, что этим языком владеют практически все жители города и окрестных кишлаков, включая этнических узбеков, русских, цыган и армян. Многие ко всему прочему в совершенстве знают и узбекский язык, но говорить на нем намеренно не желают — игнорируют.
Проблема 1929 года, когда Самарканд и Бухара против воли основной части населения вошли в состав образованной Узбекской ССР, до сих пор является одной из самых актуальных для населения этих городов. Немалым раздражителем для них является и тот факт, что в соответствии с существующим законодательством все вывески должны быть только на государственном языке. При этом на русском допускается, на самом распространенном в городе таджикском языке — практически не видно.
Самаркандский «ответ Чемберлену» достаточно оригинален по своему исполнению. В многочисленных кафе и ресторанчиках почти невозможно найти меню на узбекском языке. Оно есть, но где-то «там». Периодически «забывают» узбекский язык и дикторы автостанций и вокзала. И поскольку на таджикском делать этого нельзя, зачастую все сообщения о прибытии поезда или начале посадки на автобус, отбывающий куда-нибудь в Зарафшан, производится на еще в недавнем прошлом языке «межнационального общения» (ныне положение о русском языке в Конституции Узбекистана отсутствует вообще — прим.).
Самаркандские мечтания
Вместе с тем нельзя сказать, что жители Самарканда во всех своих бедах винят Ислама Каримова, ругая его почем зря. Напротив, достаточно часто можно было услышать вполне положительные отзывы о деятельности пока еще единственного президента Узбекистана.
Дело не только в том, что Каримов сам родом из Самарканда. Соответственно, как и подобает родине главного человека страны, благоустройству города уделяется немало внимания со стороны центральных властей. Тот же Раджаб, показывая мне главные городские достопримечательности — Регистан, Гур-Эмир или мавзолей Ходжи Данияра (пророка Даниила), не уставал повторять, что без личного участия Каримова все эти памятники мирового уровня не выглядели бы так шикарно, как сейчас: «Жалко, ему не все дают сделать. Вот у него классная идея была — перенести столицу страны в Самарканд. Город еще лучше бы стал. Весь мир бы к нам ехал!»
- Что ж ему помешало? Он же у вас чуть не сам господь бог.
- О, ты не представляешь, что тогда началось! В Ташкенте такой крик подняли, кто хочешь отступит. Зря они так. Если бы Самарканд столицей сделали, то сейчас не было бы таких разногласий между людьми.
- Ты о взаимоотношениях между таджиками и узбеками?
- Почему только между ними? Есть еще этнические иранцы, бухарские евреи, сарты...
- Сарты? Но ведь сартами вроде как узбеков называют?
- Может, это у вас в Казахстане узбеков сартами называют, а у нас, в Самарканде и Бухаре, сарта с узбеком никогда не спутают. У сартов и язык на персидский больше похож, и выглядят они совсем иначе...
Вступать в полемику с Раджабом я не стал. Когда человек убежден в своем мнении, делать это бесполезно. А потому предпочел просто слушать его точку зрения о преимуществах переноса столицы Узбекистана в Самарканд, который после возведения целого ряда административных зданий «хоть сейчас готов принять все важнейшие государственные учреждения».
Кстати, согласно Раджабу, Ислам Каримов на этом пути уже сделал важный шаг, который получил одобрение у большей части населения страны. Речь идет о его отказе от прославления личности Чингисхана, которое началось было сразу после приобретения Узбекистаном независимости, в пользу возвеличивания роли Тамерлана (в РУ его называют Амир Темуром —прим.) и его внука Улугбека как строителей объединяющего все народы Средней Азии мощного в политическом и экономическом плане государства. При этом в соответствии с новейшей историей Республики Узбекистан особо подчеркивается, что и Амир Темур, и Улугбек не претендовали называться ханами или султанами, а были своего рода управляющими страной людьми. Соответственно, и личность Ислама Каримова рассматривается как личность государственника, который является продолжателем дела, некогда начатого этими реально существовавшими Великими людьми.
Особый лик Амира Темура
Интересно и то, что в соответствии с этой концепцией ни в Самарканде, ни в Ташкенте, в отличие от нашего случая с елбасы, практически невозможно встретить масштабных билбордов с изображением президента Узбекистана. Зачастую отсутствуют его портреты и в кабинетах у чиновников.
Про памятники «живой легенде» вообще говорить не приходится. О них даже и не помышляют. Зато есть немало памятников все тем же Амиру Темуру и Мирзо Улугбеку. Кстати, они не отличаются шаблонностью, как это водится у нас по отношению к тому или иному очередному батыру, который обязательно должен быть на коне, да еще и с указующей дланью в неопределенную даль. Да, есть Амир Темур на коне в Ташкенте, но есть и сидящий на троне в Самарканде, и просто идущий от своих архитектурных творений в Шахрисабзе.
Вместе с тем стоит отметить еще один занятный момент. В Узбекистане официально принят образ Тамерлана кисти народного художника РУ Малика Набиева. Так вот, если внимательно смотреть на величественный портрет Амира Темура от Набиева, невольно замечаешь его сходство с... Исламом Абдуганиевичем. Это, мягко говоря, удивляет, поскольку как на самом деле выглядел Великий правитель Турана (так официально называлось государство Тамерлана — прим.) хорошо известно благодаря работе знаменитого российского антрополога Михаила Герасимова.
Впрочем, ныне в Узбекистане это мало кого смущает. Хотя бы потому, что внесенная под негласный запрет внешность Амира Темура, восстановленная Герасимовым по черепу, непосредственно взятому из могилы Тамерлана, позволяет некоторым предприимчивым людям делать на этом не самые плохие деньги. В том же Самарканде и возле мавзолея Гур-Эмир, и на аллее комплекса Шахи-Зинда, и во внутренних двориках медресе на площади Регистан всегда найдется торговец, который с удовольствием предложит вам купить на выбор два портрета, выполненных выжиганием на козлиной коже. Один — официальный по-набиевски, другой — неофициальный, выполненный на основе работы Герасимова.
Естественно, что и цена разная. Первый можно и за 20 тысяч сумов купить (примерно 1100 тенге). Про второй же меньше чем за 50 тысяч (около 2800 тенге) даже разговаривать не станут, потому как якобы рискованно. И как это ни странно, покупатели таки находятся. Причем чаще всего — из граждан Узбекистана.
Точка зрения «бувишки»
С одной из таких счастливых обладательниц портрета Тамерлана по Герасимову довелось познакомиться уже на обратном пути из Самарканда в Ташкент. Прознав, что ее попутчик является иностранцем, она несколько суетливо покопалась в своей необъятной сумке и извлекла из нее свою «драгоценность».
- Вот, дочери везу! — гордо объявила женщина. — Говорят, он счастье в дом приносит. Тут вот даже надпись на обратной стороне есть на арабском языке. Переводится как «Миром правит любовь, поэтому все возможно!».
Разговорились. Оказалось, что «бувишка» (производное от бабушка по-узбекски) уж давно на пенсии, а когда-то работала на Ташкентском фарфоровом заводе, на декорировании. Дочь ее на текстильной фабрике устроена — в красильном цехе, а вот сын все время на заработках — то в России, то в Малайзии, а то на пару месяцев даже в Южную Корею уезжал. По специальности он каменщик.
Вот здесь бойкая старушка и поведала то, чего я ну никак услышать не ожидал. Более того, подумалось о результатах деятельности официальной пропаганды. Но к сути: и у нас в стране, и в РФ принято считать, что значительная часть мужского населения Узбекистана едет за границу исключительно из меркантильных интересов да по причине отсутствия рабочих мест на родине. Все это так, да, оказывается, не совсем, поскольку рядовые граждане в лице моей пожилой попутчицы данное явление трактуют несколько иначе.
По рассказам «бувишки» (так она себя постоянно называла), мужчины не только хорошие деньги семьям присылают и привозят, они еще и новые технологии за границей осваивают. «Мой, когда в первый раз на заработки уезжал, только заборы мог выкладывать. Теперь и камины, и купола делать умеет!» — явно довольная своим сыном поведала попутчица.
Безусловно, можно сколько угодно ерничать над словами «бувишки» и других таких же, как она, людей, но факт остается фактом. Пока мы растопыриваем пальцы веером, гордясь несколько сомнительными успехами своей экономики, Узбекистан тихой сапой становится все более самодостаточным государством. Здесь и свои автомобили, и свой текстиль, и развитая керамическая промышленность, и даже производство смартфонов, планшетников и жидкокристаллических телевизоров. При этом работают на этих заводах, что появляются ныне словно грибы после дождя, в основном граждане Узбекистана. Те самые, которые еще вчерапо-черному пахали на заводах не только России, Южной Кореи, Малайзии или Таиланда, но и Германии, Франции и даже США и презрительно назывались «узбекскими гастарбайтерами».
В ожидании 13-го года
Кстати, надо заметить, что в Узбекистане с нетерпением ждут наступающий 2013 год. Одни со страхом, другие — с надеждою на лучшее. Сложно сказать, откуда это, но у многих жителей Узбекистана, с которыми довелось общаться в ходе нынешней поездки в эту страну, есть подозрение, что будущий год будет полон сюрпризов. Больше всего всех волнует вопрос «Что будет, если уйдет Ислам Каримов?». Сценарии развития ситуации рассматриваются разные.
По мнению одних, все останется почти как прежде. Просто место Ислама Абдуганиевича займет один из его молодых соратников. При этом дочь его Гульнара всеми исключается из списка преемников. Хотя бы по причине грандиозного скандала с российским МТС, в ходе которого огромное число узбекистанцев потеряли свои деньги, выплаченные за услуги этого оператора связи. В этом варианте допускается также вероятность экономической либерализации, что позволит предпринимателям из Узбекистана громко заявить о себе не только на региональном уровне, в чем не особо приходится сомневаться.
Другие, напротив, допускают, что после Каримова к власти могут прийти исламисты. Однако в такое развитие событий все же многие верят с трудом. Как отметил в разговоре со мной один очень влиятельный чиновник из ташкентского хокимиата, «Юлдаша Ахунбабаева несколько и подзабыли, но методы его по борьбе с исламскими фундаменталистами, как и с паранджою, еще никто в нашей стране не отменял».
Не согласиться с подобным утверждением никак нельзя. Достаточно сказать, что в нынешней поездке по Узбекистану мне крайне редко попадались на глаза женщины в хиджабах и мужчины в мусульманских одеждах. Тогда как 25 лет назад и в Бухаре близ древней цитадели Арк, и даже Ташкенте возле медресе Кукельдаш доводилось встречать немало «Гюльчатай».
По этому поводу тот же чиновник из Ташкента заметил: «Мы не стали полностью запрещать ношение хиджабов. Все-таки мы — мусульманская страна. Мы поступили просто — выпустили постановление о запрете хиджабов на рабочем месте. Дома женщина пусть хоть паранджу носит! Ее дело, ее мужа забота. Но пришла на работу — снимай! Также и мужчины — только светская одежда. Иначе нельзя, иначе в стране такое начнется, что всей Средней Азии мало не покажется».
Что ни говори, а чиновник этот прав. Если Узбекистан начнет лихорадить, то это обязательно скажется и на внутриполитической ситуации в Казахстане. Ведь наши страны — это своеобразные сиамские близнецы, заболеет одна голова, другой тоже покоя не будет.
Анатолий Иванов,
Немає коментарів:
Дописати коментар